Не о насилии этот фильм, не о природе репрессивных режимов. Тут это второстепенно. Главное в фильме – дистанция между экраном и зрителем. Между зеркалом и глазами. В фильме ее нет. Она исчезает, схлопывается. БАХ…………..и все. Смерть – это плоскость, задник нашей Вселенной. Сознание человека привыкшего к тому, что до него что-то было и после него, что-то якобы будет, что за Юпитером – Уран, за Ураном – другие галатики. За Галактиками – что-то еще. Протонуклон, там, те-се, сознание это обладает объемом. Жизнь – объемна, а смерть плоска как доска. Так вот, на самом деле, за протонкулоном есть плоскость. Черная ровная равнина, на которой нарисованы звезды, ад, рай.
Фильм “Акт убийства” страшно мне напомнил другие грустные тропики. “Рай. Любовь” Ульриха Зайдля. И там, и там индонезийская, и кенийская экзотика, буйство красок помещены в склеп. Иногда кажется, что любовь, смерть, сострадание – это довольно сложные переживания, не для всех народов доступные. Все-таки в успехе обоих фильмов огромную роль сыграли аборигены с их довольно незамутненным взглядом на мироздание. Им что бабу чпокнуть, что горло перерезать, что всплакнуть на камеру – все едино.
Вот говорят страшный кинематограф у Германа. Трудно быть богом не видел, но все предыдущие фильмы мне кажутся милыми. У Германа есть даль, тысячи зеркал, глубина, гулкое эхо подвалов. Эгегей!!!! Отзовитесь горнисты! А у Оппенхаймера в Акте убийства этого нет. Акт убийства – плоскость. Хрусталев, машину – пространство. Оба фильма по своему хороши. Величественно хороши.
Вот недавно Немиров, который вообще ни одного фильма, по его словам, не видевший после "Трех мушкетеров", увидел, увидел фильм Хрусталев машину. Кино ему очень понравилось и он спросил меня, что я о Германе-режиссере и о Хрусталеве думаю.
Что я думаю о Германе? Скажу высокопарно.
Я на свое личном опыте убедился, что самое важное о себе, да и вообще о жизни рассказать невозможно. Невозможно рассказать не только подлинное содержание самого себя, которое протекает сквозь тебя каждое мгновение, что заполняет твое сознание с утра до вечера. Даже в самых искренних своих высказываниях субъективная правда жизни протекает сквозь клавиатуру, сквозь синтаксис и лексику.
Но даже не это самое обидное, а обиднее всего, что невозможно совершенно рассказать окружающим САМЫЕ СОКРОВЕННЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ то, что тебя, на самом деле, потрясло, ошеломило. Например, невозможно рассказать сновидение, А ТАК ХОЧЕТСЯ! Увы, все это бессмысленно.
На сокровенные переживания можно только намекнуть. Намеком передать 10-30%. С помощью музыки, поэзии и кинематографа. И вот Герману-то удалось передать немножечко из позабытых мною личных снов. Особенно в фильме “Хрусталев, машину”. За этого его ценю и очень высоко ставлю. Герман и, где-то Абдрашитов-Миндадзе, на втором плане своих фильмов, умеют рассказать о жизни то, что я часто чувствовал, но нигде в кино, музыке, литературе не видел. Очень много о русской именно жизни XX века, как я ее запомнил. Это очень, очень круто. Кстати и у тебя это есть в твоих стихах и прозе, в этой ломанной грамматике, синтаксисе, в естественной как-бы речи.
Когда я впервые увидел Хрусталева, сразу после выхода в 1999 году, я вообще ничего не понял. Не на уровне художественного содержания, извиняюсь за велиречивость, а на уровне сюжета, ибо слов – не слышно, а количество героев зашкаливает. А потом второй раз пересмотрел несколько лет спустя и понял, что и не нужно все понимать, это же чистые сны, где смысл то проявляется, то тонет в склейках дремлющего сознания, подсознания.