zheniavasilievv (zheniavasilievv) wrote,
zheniavasilievv
zheniavasilievv

Category:

Изгнание. Звягинцев. Часть 1. Препарат профессора Гибберна.

 

 

                                                                    

 

 

Вторая полнометражная картина триумфатора Венеции Андрея Звягинцева “Изгнание” была встречена зрителем довольно холодно. После первых просмотров в рядах даже “продвинутых” синефилов царило недоумение. Кто-кто вяло аплодировал, кто-то недовольно ворчал, а уж, после того, как синефилы прочитали разгромные рецензии знатных киноведов, поток критики обрушился на Звягинцева как цунами на провинцию Ачех. Казалось, что проклятия и ругань смоют вчерашнего любимца в океан забвения, и утонет там Андрей вместе с Балуевым, Лавроненко и Марией Бонневи в придачу. Те, кто еще вчера дружно восторгался “Возвращением”, пожалели о былых восторгах – мол, “зря мы тогда “купились”. Те же, кто молча проглотил успех “Возвращения”, наконец-то облегчились, заявив, что “фильм – полное дерьмо”. 

 

 

 

Екатерина Барабаш заявила, что Звягинцев изобрел “духовный гламур”, беспощадный по форме и бессмысленный по содержанию. Елена Ардабацкая отметила, что просмотр был трудным, поскольку в “Изгнании” - ничего нет: ни людей, ни запахов, только Пустота. Сам Роман Волобуев сначала больше ерничал насчет ультрамариновых хлебниц, а потом не выдержал и стал резать правду-матку. С его слов получалось, что, даже презираемый нынче Михалков, и то: “личность сложная, а Звягинцев - однослойная структура, он - хороший профессиональный режиссер, уровня среднего американского сериальщика, снимающий кино о том, что ему абсолютно до лампочки - из сугубо шкурных, притом, соображений, а поскольку он работает не в сегменте "моей прекрасной няни", а в сегменте русской, типа, духовности, его равнодушие, и тот факт, что он ни хрена не знает о тех глубокомысленных вещах, которые изображает в своих фильмах, - это и есть страшное. Даже мирно настроенный Сэм Клебанов сетовал: “Вроде бы в фильме постоянно предлагают подумать, какой смысл в этих религиозных параллелях. Может, мы, конечно, плохо думали, но что-то ничего не придумалось”.

 

Я не буду перечислять все претензии и нападки недовольных киноведов и кинозрительниц, скажу лишь, что, если не углубляться в детали, то критику “Изгнания” можно свести к трем пунктам:

 

1) Безымянность времени и места действия фильма

2) Искусственный сюжет

3) Отсутствие осмысленного содержания.

 

Давайте разберемся по порядку.



 

 

 

 

 

 

Время и место действия

 

Быть может, в каком-то другом фильме изнеженные склоны, нефритовая посуда и пылинки в лучах солнца были бы восприняты на ура, но в “Изгнании” изысканная эстетика зрителя оттолкнула. Маньеризм мизансцен, красоты пейзажей вкупе с маниакальным стремлением режиссера изгнать все приметы времени из кадра возвели между зрителем и фильмом стену непонимания. Многим казалось, что не люди, а безымянные призраки бродят в пустых комнатах и одиноких рощах, что режиссер пытается скрыть за красотой кадра нищету содержания. Так ли это? Давайте попробуем взглянуть на ситуацию с другой стороны.

 

 

 

Вы когда-нибудь пытались пересказать свой сон? Тогда, наверняка, испытали разочарование оттого, что невозможно передать такие понятные одному вам ощущения.  Да, что там сновидения. Даже в дневной жизни есть такие изломы, такие переливы переживаний, такие “психологические пространства”, о которых нельзя рассказать, поскольку слов не хватает. Иногда может помочь поэзия, иногда музыка, а иногда и кино. Есть такая фраза: “сновидческое кино”. Это кино открывает порой такие пласты памяти, дает такие ощущения, которые могут быть и ярче, и богаче, чем, например, воспоминания о первой любви или поездке в Китай. Классическим примером сновидческого кино признается фильм Алексея Германа “Хрусталев, машину”. Я не могу говорить о других, но “Изгнание” мне напомнило переживание первого дня в Мадриде, переживание сначала такое выпуклое, шершавое что-ли, но потом совсем забытое. Почему-то именно первые дни в новом месте всегда стоят особняком. Конечно, психологическая реальность у каждого своя. Разумеется, кого-то эстетика фильма оставит равнодушным, и “это – правильно”. Посмотрите на кино и с этой стороны, быть может, какой-нибудь другой фильм разбудит в вас то, что не выразить словами. Впрочем, тут дело не только в сновидческом кино. Мнение о том, что кино из всех искусств ближе всех лежит к миру сновидений, разделяет чуть ли не половина киноведов, и могу только лишь с ним согласится.   

 

Apropos, “Изгнание” снималось в южной Молдове в 5 километрах от города Вулканешты. Не знаю, где точно в Молдове проходили съемки “Зайца над бездной”, но как только я увидел пейзажи “Изгнания”, то сразу вспомнил и ленту Кеосаяна. Такая вот Молдавия, красивая и сентиментальная! Так что любая “безымянность” – вещь весьма относительная. Вопрос в широте кругозора. 

 

Искусственность сюжета?

 

Можно ли сказать, что сюжет “Изгнания” искусственен? Смотря как смотреть. В самом деле, на первый взгляд, стройная история об измене, беременности, об отношениях мужчины и женщины, в конце фильма рассыпается как карточный домик. Виной тому – непостижимое для многих “жертвоприношение” главной героини. Особенно зрительницы возмущались и отмечали, что образ Веры – насквозь фальшив, что вместо женщины Звягинцев представил фантом, мужское представление о ней. Забавно, что и на IMDB у “Изгнания” между женской и мужской аудиторией наблюдается значительное расхождение в оценках. Если женщины в среднем оценили ленту на 6.4, то мужчины на 8.0. Такое случается довольно редко. Но, в чем дело: я убежден, что семейная драма, внешняя канва событий, есть лишь преддверие к более глубоким пластам фильма. В этом свете нелепость поступков Веры, ее измена, ее намеки и жертвенный аборт приобретает совсем иной оттенок. Интересно, что в связи с массовым внедрением теста на ДНК проблема супружеских измен всколыхнула в обществе небывалую полемику. Тут как тут подоспели “4 месяца, 3 недели, 2 дня” каннского лауреата румына Мунжиу и “Изгнание” Звягинцева, в связи, с чем в сетевых форумах началось беспощадное рубилово по поводу адюльтеров и связанных с ними абортов. Но в “Изгнании” аборт - лишь повод, а не предмет спора. Фильм не о нем, а о чем же?

 

21 ноября 2006 года в “Российской газете” было опубликовано интервью Андрея Звягинцева. На вопрос корреспондента Валерия Кичина об “Изгнании” режиссер говорит следующее:

 

Звягинцев: “…Вообще, надо сказать, что персонаж мне важен вовсе не как характер или социальный тип, а как носитель определенных идей. Не как индивидуальность, а как функция, воплощенная в теле этого актера или актрисы.

 

Валерий Кичин: Иными словами, вы понимаете фильм как действующую модель жизни?

 

Звягинцев: Да, как жизнеустройство. Не на бытовом уровне, а на метафизическом, возможно, даже мистическом. Примерно так было и с "Возвращением": там отец был не просто и не только конкретным человеком, а тоже определенной функцией, воплощением некой идеи. Впрочем, и дети тоже. Я так устроен: у меня интерес возникает, если я не столько открываю героя как характер, сколько нахожу ключ к его идее. Красота мира воплощается вовсе не через бесславные сражения в мире людей, живущем эмоциями, корыстью и страстями. Она выражается через битву в мире идей. Там эта битва нескончаема и прекрасна”.

 

Эти слова сразу переворачивают все с ног на голову. Добросовестный просмотр позволяет буквально с первых кадров увидеть за ворохом слов и событий историю с заботливо расставленными подсказками. Звягинцев вовсе не желал запутать зрителя. Наоборот, и самим фильмом и прямыми намеками в интервью он раскрывает все карты. Оказывается, что за внешней канвой событий открывается огромный мир, где все загадки превращаются в отгадку. Так о чем же этот фильм?  

 

 

Cодержание и смысл фильма

 

В рецензиях на “Изгнание” неоднократно говорилось о его многочисленных аллюзиях, цитатах, метафорах, но в рецензиях эти аллюзии, намеки, цитаты рассыпались как бисер по полу. Казалось, что сюжет живет отдельно, а цитаты валяются отдельно. Отсюда и всеобщее недоумение. Между тем добросовестный, медленный просмотр фильма сразу же меняет отношение к нему.

 

 

0 минут 0 секунд – 4 минуты 18 секунд фильма

 

Первая сцена: Раскидистое древо зеленеет у проселочной дороги между пашней и полем, пока на горизонте не появляется автомобиль. Машина мчится по проселочной дороге,  окутав клубами пыли это дерево, едет дальше.

 

 

 

Затем она уже мчится по шоссе между лесом и полем, трижды исчезая из виду.

 

 

 

Машина въезжает в город, в его индустриальное предместье. Клубы дыма валят из труб. Накрапывает, темнеет. Обратите внимание, если в начале машина движется в открытом пространстве, то теперь она движется то между заводскими стенами, то между каналом и вереницей домов. Иными словами, путь автомобиля строго ограничен.

 

 

 

Ни вправо, ни влево ехать нельзя. Несмотря на тревожное мерцание светофора, машина все движется вперед.

 

В этот момент путь машине преграждает железнодорожный состав. Все. Приехали. Начинается ливень. Водитель использует передышку для того, чтобы перевязать окровавленную руку, но как только шлагбаум поднимается, едет дальше. Наконец, автомобиль подъезжает к дому уже глубокой ночью, то есть въезжает в город авто днем, а подъезжает к дому ночью! Ночью! Что это за мегаполис такой, что ехать через него нужно с утра до поздней ночи!? Это ведь – не Токио и не Москва! Пробок не наблюдается.

 Как это понимать? С первых секунд фильма режиссер начинает играть со зрителем в какую-то страшную, немыслимую игру, но почти никто этого не замечает! Обыденное, земное мировоззрение остается позади, и, мы падаем, падаем, падаем в сон, миф, некое метафизическое пространство. Здесь в этом зазеркалье, в этой заресничной стране, все вдруг становиться ясно. Итак, машина, поле, лес, город. Вот! Это же прямой пересказ истории Цивилизации, а точнее историософский нарратив с его традиционным членением времени на три периода: Античность (поле), Средние Века (лес) и Новое Время (город). Дорога в этом ракурсе становится самой Метаисторией, а Дерево - символом Эдема или доисторического Рая. 

 

Вот так вот! “Все детки, все цыплятки, слезай – приехали”. Ни много, ни мало “Изгнание” начинается с вынесения приговора, со своеобразного “Заката Европы” от Звягинцева. Тысячелетняя история спрессована в четыре с половиной минуты. Начав движение утром в цветущем Рае, цивилизация закончила его в кромешном мраке - дальше пути нет. Дальше нет? А вообще? Есть ли выход вообще? Есть ли альтернатива движению вперед на “Машине”?

 

4 минуты 18 секунд – 9 минут 31 секунда

 

Выясняется, что водителя авто зовут Марк, и приехал он в дом младшего брата – Алекса. Имя “Марк” происходит, предположительно, от латинского слова “Маркус”, то бишь, “молоток, кувалда”. Окровавленному Марку нужен отдых и ночлег. Но не только. Ему нужна помощь. Эту помощь ему оказывает Алекс - Марк отклоняет предложение Алекса позвать врача. Именно Алекс вынимает пулю из плеча Марка, а затем смывает его кровь. Как выяснится дальше, отказ от врачей оказался весьма дальновидным шагом.

 

 

 

В течение всего фильма Марк являет собой образец запредельного мужества и самоотречения. Вечный странник, привыкший во всем полагаться только на самого себя, самый мужественный и героический персонаж, Марк оказывается и самым уязвимым. Если Вера идет на смерть сама, то Марк буквально увядает на глазах. Израненный, измотанный и больной Марк умирает от сердечного приступа.

 

Младший брат – натура не столь однозначная. С одной стороны, угрюмый и немногословный Алекс похож на брата в его “само-стоянии”, в стремлении все решать самому. С другой стороны, Алекс все время колеблется. Это уже не “молоток”, не “кувалда”. Имя “Александр” происходит от греческих слов "Алекс" - защитник и "Андрос" – “мужчина”. Алекс не торопится с принятием решений. Его способность колебаться, пропускать решение через сомнения, то есть склонность размышлять, оказывается для него колоссальным преимуществом. Алекс останется жить.

 

Итак, Марк нашел временный приют у брата. В это время Алекс ему сообщает о том, что некий Роберт пообещал ему двухмесячную работу, после которой он собирается посетить родительский дом. Иначе говоря, если путь Марка - движение в город, то путь Алекса движение из города туда, откуда только что приехал Марк. Даже в этой малозаметной детали братья отличаются друг от друга, но главное отличие Алекса от Марка заключается в том, что у него есть Вера.

 

9 минут 31 секунда -  11 минут 49 секунд

 

Жена Алекса - Вера - существо совершенно загадочное. Вера почти всегда зависима и безынициативна. Кажется, что ее удел - страдания и слезы. Однако именно Вера является сюжетным центром, катализатором драмы. Ее противоречивые поступки ломают сюжет фильма о коленку, ее монолог о детях и родителях приводит зрителя в полное недоумение. Как известно, слово “вера” в русском языке – не только женское имя. А что, если Вера – не только жена Алекса, не только мать его детей, - но еще и “вера”, то есть “убеждение”, “вера во что-то”, религиозная категория? Как тогда она впишется в структуру сюжета? Давайте подумаем.  

 


 

По прошествии некого количества времени, Вера, Алекс едут в поезде. Едут не одни, а с детьми: мальчиком и девочкой. Сына зовут - Кир, а дочь - Ева. Несмотря на то, что “вера” у Алекса все-таки есть, существует она как бы отдельно, словно в параллельном мире. Несмотря на обручальные кольца, между ними разверзлась пропасть отчуждения.

 

И на брачном ложе, и в купе поезда они сидят порознь. Более того, сидят порознь не только они. Алекс сидит с сыном, а Вера с дочерью. В течение всего фильма Звягинцев разъединяет, отчуждает друг от друга мужских и женских героев неоднократно.

 

 

 

Это, видно хотя бы по структуре мизансцены “в купе поезда”. Если отношения Веры с мужской половиной семьи находятся в трагическом разрыве, то отношения Веры – и ее дочери Евы находится в счастливом единении.

 

 

 

Как только поезд подъезжает к месту назначения, солнечный свет освещает Веру как знак, как божественное свидетельство. Лицо Веры озаряет улыбка.

 

 

 

С маниакальной настойчивостью режиссер уподобляет город Царству Ночи, а окрестности  Дома Отца Светлому Раю. Поезд прибывает на место назначения, семья выходит на перрон. Даже форма станции намекает о разновекторности этих миров – одна стрела указывает налево, другая - направо. Здесь малозаметным, но значимым эпизодом является следующий: Вера замешкалась с вещами, а Алекс и Кир уходят вперед. Ева остается с Верой, но  срывается с места и присоединяется к отцу и брату, оставляя Веру одну. Как окажется, неспроста.

 

 

 

11 минут 53 секунды – 19 минут 37 секунд

 

Покинув город, семья возвращается в дом отца Алекса. Почему туда? Что в нем такого? Если не спешить, то можно заметить, что от внешнего мира дом отделен глубоким оврагом. Овраг перекрыт деревянным мостиком. Перед мостиком стоит телеграфный столб. 

 

  

И, вдруг, этот столб, а точнее лишь его крестообразная верхушка начинает мелькать буквально с любого ракурса. Посмотрите фильм внимательно. Неприметный поначалу крест настойчиво попадает в центр кадра. На него смотрит Георгий и Виктор, Алекс и Кир. Этот крест виднеется из каждого окна, из любой комнаты. Широкий крест находится на фасаде дома. Кроме того, камера останавливает взор на крестообразных стропилах, оконных рамах и дверных балках в виде креста.

 

  

Налицо - недвусмысленное свидетельство: отцовский дом, семейная колыбель – ни что иное, как Дом Бога, Церковь или Христианство в целом. Там, за оврагом, еще стоят машины, там гуляют отары баранов, а здесь – Дом Бога как место последней надежды. Дом Бога предан забвению людьми точно так же, как и христианство почти повсеместно в современной Европе. Остались только потухший очаг и серый пепел.

 

 

Тем не менее, Алекс, Вера, Кир и Ева начинают его осваивать, селиться в его комнатах. Открываются ставни, снова огонь пылает в камине, а свет озаряет темные уголки. Кажется, что забытый храм вернется к жизни. Вернется ли? С первых минут что-то тревожное витает в воздухе. Кир, листая страницы книги, открывает загадочную репродукцию, на которой изображены три фигуры то ли оккультного, то ли фольклорного характера. Он же спрашивает Алекса о присутствующем в доме странном запахе, но ответа не получает.

 

Решающее значение отдано символике воды. Известно, что вода как символ жизни многократно использовалась в эзотерике, живописи и кино. В “Изгнании” вода, а точнее ее отсутствие, жажда воды несет в себе зловещий смысл. Еще по дороге домой, Ева заявляет, что хочет пить. Затем в эпицентр беседы между Киром и Алексом попадает некий источник, расположенный в саду грецких орехов. Алекс отвечает, что в сад, то есть, к источнику,  можно идти только после купания. Купание или омовение выступает здесь как аллюзия на таинство крещения, то есть попасть в сад или Эдем, можно только крестившись.

                                                                                                                  

 

 

Вездесущий крест, омовение, овраг, Дом Отца – только начало в бесконечной веренице библейских, исторических и христианских аллюзий, которые не только торчат повсюду из внешней событийности, но и ложатся в четкую последовательность, складываются в несколько линий повествования. Каждая линия – библейская, метаисторическая, семейная влияет и зависит от других линий, а каждый эпизод отражается в зеркалах разных смысловых уровней. При этом самое важное заключается в том, что не притча объясняет действительность, а действительность объясняет притчу. В интервью Ксении Голубович Звягинцев заявляет: Мало кто задумывался, что под любым событием его собственной жизни лежит “миф”, “схема”, какой-то поворот, который известен человечеству уже миллионы лет. Мы не проживаем какие-то новые судьбы, мы не совершаем новых деяний. Все деяния уже написаны на небесах или лежат в нашем древнем мозге”. Иными словами кинематограф Звягинцева – есть ничто иное, как отголосок уже подзабытого философского направления как структурализм.

 

  

Алекс, Вера, Кир и Ева поднимаются на возвышенность и оказываются в дивной роще, напоминающей Эдем. Там когда-то был источник. Вода из источника стекала по ручью вниз, проходила под домом, вращал его жернов. Можно предположить, источник в Эдеме, течение воды, работа жернова, мельница сообщала Дому Бога жизнь. Однако источник пересох. Алекс еще видел воду в источнике, но Кир уже нет. На вопрос Кира, почему пересох ручей, Алекс отвечает: “Бог его знает”. Таким образом, если раньше Небесный Эдем поил живительной водой Церковь, то теперь по воле Бога – уже нет. Налицо параллелизм “засухи” в христианской жизни и в жизни современной семьи. При этом неважно, что является причиной, а что следствием.

 

Subscribe

  • ТРЕУГОЛЬНИК ПЕЧАЛИ: САТИРА НА НЕО-МАРКИЗМ

    Как говорил Смоктуновский Баталову: “Дурак необыкновенно точно отражает своеобразие эпохи”. В “Треугольнике печали” Рубен…

  • КТО ВЫИГРАЕТ ОСКАР В ЭТОМ ГОДУ

    Премия Оскар имеет громадное значение для ценителей кино. Ежели какой-нибудь фильм выиграет Оскар, то это верный знак того, что фильм этот –…

  • ГЛАВНЫЙ СЕРБСКИЙ ФИЛЬМ

    Главный югославский фильм — это, разумеется, “Марафонцы бегут круг почета” Слободана Шияна, а главная сербская картина — это…

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 0 comments