Теперь уже ясно, что я оказался не готов организационно к этому кинофестивалю. Житейские проблемы тевтонской свиньей вклинились в стройные ряды моих грандиозных планов. Всего я увидел 21 фильм, а хотелось гораздо больше. Еще более плачевно дело обстоит с описанием просмотренного. Мой привычный стиль работы – сидеть и выковыривать из подсознания слово за словом оказался негодным для освещения кинофестиваля. Ну да ладно для первого раза – все равно здорово. Впечатления от увиденного с лихвой перевешивают неизбежные минусы.
Много телесных и душевных страданий доставила автомобильная эпопея. Заглохла в очередной раз на Алтуфьевском Шоссе древняя Пежо 106. Ну, заглохла и заглохла, место было, однако, очень оживленное и пришлось помучиться, чтобы отбуксировать ее в сторону. Побежал за новой машиной, которую томил в гараже из-за жлобства – и она не завелась тоже, поскольку забыл выключить свет фар в гараже! В общем, бегал туда-сюда и потерял необходимый темп. Пришлось ехать на метро, утешая себя выпивкой. Потом я обнаружил, что потерял ключи от Пежо, но понял я это не сразу. Только потом выяснилось, что ключи я потерял под шафе, сидя на пресс-показе расстроившись из-за автомобилей в кинотеатре “Художественный”. Но! Благодаря бдительности и героизму секьюрити, неизвестного киноведа и администрации мои ключи нашлись.
Это было еще не все. Весь фестиваль я чинил комп, покупал новый, возил на гарантию Ситроен, таскал Пежо, занимал деньги, отдавал деньги, терял мобильник. Вся эта кутерьма отнимала массу сил и убивала вдохновенье.
Итак, программы просмотра была окончательно нарушена. И на 6-ойй день я ни нашел ничего лучшего, как пойти, на социалистический авангардизм. Программа шла в зале “повышенной комфортности” и это слегка успокоило мои нервы. Зал – очень маленький, но уютный. Кресла - роскошные, широкие, диваноподобные. Двумя кнопками можно принять горизонтальное положение и отдастся прохладе кондиционера.
Несмотря на ажиотаж в киноцентре “Октябрь”, мало кто спешил лицезреть социалистическое старье. Но как верно отметил Марголит, в зале собрались только “шибка умные”. Во вторник я никого не узнал, но вот в субботу был замечен Шувалов vlush, сидевший на ступеньках, японский аксакал кинокритки, и вроде как эстет Денис Горелов. Горелов пришел с компанией, долго и очень смешно рассказывал об образах Ленина в лениниане и о неправильном пользовании автоматом Калашникова в синематографе. Речь Дениса довольно сильно отличается от его куртуазных текстов. Картавостью он напоминает киноперсонажей Вертинского, а высказываниями сентенции Романа Волобуева. Марголит ушел, а пришел молодой лектор, который и смаком долго рассказывал об ушедшей киноэпохе. Для меня это искусство почти неизвестно, поэтому расскажу о нем словами незнакомца.
Первым давали часть боевого сборника Козинцева “Юный фриц” 1943 года. Работка – довольно изящная. Apropos, она как и остальные фильмы вечера была положена на пыльную полку. “Юный фриц” – экранизация стихотворения Маршака. В фильме куражились эвакуированные в глубины Азии Михаил Жаров, Всеволод Пудовкин и Янина Жеймо. Маршак в поэтической манере пытался дать психофизический портрет фашизма, предваряя, так сказать, потуги Ханеке в “Белой Ленте” и сотен иных режиссеров за полстолетия.
“Юный Фриц, любимец мамин,
В класс явился на экзамен.
Задают ему вопрос:
- Для чего фашисту нос?
Заорал на всю он школу:
- Чтоб вынюхивать крамолу.
И строчить на всех донос.
Вот зачем фашисту нос!
Честно говоря, меня поразила свежесть этой новеллы. Словно и не 1943 год, а середина 60-х. Не война, а телекаптустник артистов московских театров. Это заставило меня сильно призадуматься. Боже мой, какой бы был советский кинематограф, если бы Сталина кокнули вовремя? Если бы в 30-е искусством какой-нибудь верховодил Бухарин или Троцкий?
Совершенно жуткая, пропитанная шпиономанией новелла того же Козинцева “Однажды ночью” находится уже в русле кинематографа начала 30-х, где каждый второй персонаж был вредителем. Однако фантасмагория борьбы с врагами достигала такого накала, что зал еле сдерживался от раскатов хохота. Думаю, что обычные зрители давно ползали бы между рядами. На довольно миловидную лаборантку-колхозницу, выращивающую свинью рекордного веса выбрасывают советского летчика и немецкого шпиона. Действие развивается глухой ночи и в условиях тропического ливня. Девушка знает от бдительных руководителей, что один из пилотов – лазутчик, которого надо как-то обезвредить.
Но отличить мерзкого фашиста от честного коммуниста совершенно невозможно! (Для недалекого современника) Но комсомолка-селянка вычисляет гада на раз. Она угощает обоих летчиков чаем с мышьяком и объявляет это во всеуслышание. Фашист естественно обобрался и тотчас выдал свою трусливую немецко-фашисткую сущность. То ли дело советский летчик, который грустно философствовал в духе песни: “Жила бы страна родная, и нету иных забот”. Свинарка тут же объявляет о своей уловке, и советский летчик принимает ее в свои нежные объятия.
Верхом патриотизма стала новелла Абрама Роома “Тоня” из того же сборника “Наши девушки”. Ласковая подруга артиллерийского командира работает на телефонной станции. Отказывается ехать в эвакуацию, обеспечивая телефонией отступающие войска и партийных работников. Наконец, когда фрицы на игрушечных танкчиках захватывают город, доблестная девица вызывает огонь не себя. Жених особо не колеблется и накрывает артиллерийским залпом вермахт и красавицу-невесту.
После соцавангардизма сижу на диване, вдруг ко мне подходит kolobok1973, она же Даша Митина, комсомолка, активистка и очень интеллигентная фемина. Я был несколько удивлен пропастью между ее сетевым, разухабистым норовом и подчеркунетой светскостью старомосковских манер. Впрочем, мы пообщались всего минут 15.
Митина вдруг куда-то убежала, а алкогольные возлияния все больше туманили мой взор и что-там было дальше, я помню с трудом. Пришел домой на бровях поздно ночью. Шел от Владикино через Алтуфьевского шоссе, проверил, не украли ли мою любимую машину.
